Вызвать агента
8 (499) 412-00-00
«Чтобы сердца немного заболели». Профессия — оплакивать смерть

Там, где стоит люлька, со временем появится и гроб. Так, почти дословно, переводится одна из осетинских пословиц.

Каждый человек рано или поздно теряет родных, друзей, соседей, и проводить усопшего с почестями в последний путь — главная задача близких. Одна из старых похоронных традиций осетин — пригласить для этого женщину-плакальщицу.

Корреспондент «Это Кавказ» выяснил у этнографов, зачем выжимать из людей слезы, и пообщался с современной осетинской профессиональной плакальщицей.

«Ты заставила меня заплакать»

Иллюстрация: Даня Берковский

На улицах рабочего поселка БМК в Беслане немноголюдно. Градообразующее предприятие — Бесланский маисовый комбинат — несколько лет как банкрот.

Работы почти не осталось. Молодежь сбежала. Остались пенсионеры. У подъезда двухэтажки бабушки вяжут шерстяные носки.

Одна из пожилых женщин — известная в городе плакальщица Венера Цомартова. Родственники, соседи и знакомые часто просят ее сопроводить их на похороны.

В дом она входит первой, сразу за траурной процессией из мужчин. Дело Венеры — вызвать слезы у людей. Причитание требует подготовки. Особенно если оплакивать предстоит незнакомого человека. Обычно Венера спрашивает детали из жизни умершего. Помогает кто-то из родственников.

— Ритуал начинается с благодарности. От имени родственников я выражаю признательность всем скорбящим, — объясняет плакальщица.

— Потом обращаюсь к семье. Желаю, чтобы по такому печальному поводу люди больше не приходили в их дом. Самая важная часть плача — рассказ об усопшем. От такого плача ком к горлу подкатывает не только у женщин.

Часто мужчины и старики подходят и признаются: «В жизни слезу не проронил, но ты заставила меня заплакать». Это очень тяжелый труд — физически и морально. Причитая, я пропускаю все эмоции через себя. Каждый раз это большая душевная боль.

Украшения для покойника


Своему появлению плакальщицы обязаны древнему культу — культу покойника — и вере в загробную жизнь. В этом уверена профессор Северо-Осетинского института социальных и гуманитарных исследований Елена Бесолова. Она несколько десятилетий изучает похоронные обряды осетин.

— У осетин есть выражение «Много слез унес с собой». Считалось, что покойник будет счастлив на том свете, только если по нему прольют достаточно слез, — объясняет Елена.

Тогда у плакальщиц была одна задача: заставить окружающих прослезиться.

Позже все изменилось — плач стал художественным описанием усопшего и благодарностью его родственникам за участие в судьбе умершего. Плакальщицы были известны в Осетии под названием карагканаг уш (осет. хъарæггæнæг ус — причитающая женщина). Так называли известных и в пределах села, и в пределах ущелья искусных «профессиональных» плакальщиц.

— В причитаниях чаще всего вспоминали о личных отношениях с умершим, о случаях из жизни, проявлении доброты, значении покойного для семьи и соседей. А еще считалось, что на том свете он повстречает ранее умерших, поэтому через него передавали нечто вроде приветов.

В своей «речи» плакальщица могла дать и своеобразный наказ родственникам. Например, позаботиться о маленьких детях покойного. Не исполнить эту просьбу было нельзя. Сказанное у гроба приравнивалось к клятве. От имени близких плакальщица давала обещания посещать могилу почившего и молиться за него.

Каждая «причитающая женщина» или была просто хорошим оратором, или обладала поэтическим даром. Плакальщицы легко проникались горем чужой семьи, а каждый новый текст не был похож на предыдущий.

В народе стали говорить: «Плакальщицы украшают покойника».

— В плачах покойного часто сравнивали с крепостью и горой, — рассказывает Бесолова.

— Крепость всегда была убежищем, а горы — олицетворение величия и красоты. Когда умирал кормилец семьи, вдова восклицала: «Остановилась идущая крепость!», «Разрушилась стоящая гора!»

И раньше, и сейчас было два вида плакальщиц, поясняет исследовательница. Первые — те, кто плачет по своему горю. Вторые — плакальщицы «по призванию». Такие женщины всегда пользовались большим почетом среди окружающих. Сегодня в Осетии их почти не осталось.

Если раньше в селах плакальщицей могла быть почти каждая женщина, то теперь не в любом населенном пункте есть хранительницы ритуала.


Плач по призванию Иллюстрация: Даня Берковский

С тем, что обряд уходит, согласна и Венера. В родном Беслане она знает еще двух-трех плакальщиц преклонного возраста. Навык между тем востребован: иногда Венере приходится ехать на другой конец республики. Возраст дает о себе знать, но отказывать неудобно. Брать деньги за свои услуги женщина считает грехом.

Нередко плакальщице приходится выступать еще и в качестве дипломата. — Между семьями могут возникать конфликты. К примеру, если в ДТП водитель насмерть сбивает пешехода. Это может быть не его виной по закону, но кровь человека на его руках. Людей надо примирить, приходится выступать переговорщиком. Это помогает в будущем избежать кровопролития, а семьи не становятся кровниками.

Талант оплакивать усопших Венере передался от матери. Институт плакальщиц существовал не только в Осетии, но и в других регионах Северного Кавказа и на Южном Кавказе.

Ритуалы имели схожее назначение, но могли отличаться по исполнению. К примеру, отмечает профессор Елена Бесолова, плач абхазов и южных осетин из-за близости с Грузией больше похож на песню, тогда как у северных осетин это речитатив.

— В детстве я случайно наступила на цыпленка, он, к сожалению, умер, — вспоминает она.

— Сама отнесла его в огород и похоронила. А потом села рядом с могилкой и стала причитать. Получается, это был мой первый опыт плакальщицы. Юные годы Венеры пришлись на сороковые. Родное селение Комсомольское захватили немцы. В семье было двенадцать братьев и сестер. Взрослые братья ушли на фронт. Оставшихся дома детей немецкие солдаты заставляли копать окопы. — В детстве пришлось немало поплакать. Я осталась сиротой, — говорит седовласая женщина.

— Отец и несколько братьев погибли на фронте, мать и сестру убило во время бомбежки в собственном доме. Мы даже не смогли их по-человечески похоронить, закопали прямо во дворе. Из-за обстрелов никто не решился нести тела на кладбище. Вот тогда у их могил могла часами причитать.

Исследователи утверждают: хорошими плакальщицами всегда становились вдовы и сироты. Личная трагедия помогала им лучше чувствовать чужую боль.

— Я много близких потеряла, и от плача мне становится легче, — объясняет Венера Цомартова.
— А сейчас идешь на похороны, там убеленные сединами старушки сидят, слезу никто не проронит. Говорят, мол, не хотят расстраиваться. Разделять боль вместе с близкими усопшего — давняя традиция осетин. Нужно прийти и сказать о своих чувствах, для родственников это будет лучшей поддержкой.

Плакальщица XXI века


Она приходит на похороны, устанавливает микрофон, расставляет аудиоколонки и начинает работать — так первая в Осетии современная профессиональная плакальщица Зарема Хачирова называет процесс оплакивания умершего.

Почти тридцать лет Зарема работала диктором в Радиокомитете Северной Осетии. В девяностые бросила — зарабатывать на жизнь пришлось выступлениями на свадьбах.

А через несколько месяцев из солистки ансамбля она «переквалифицировалась» в плакальщицу.

— На похоронах в Осетии стал появляться армянский дудук — и люди возмущались, мол, это чуждая нам традиция. Я поняла, что люди хотят вернуться к старым похоронным обрядам, — объясняет женщина. Рекламировать услуги не пришлось. Сначала за помощью обратились одни знакомые, потом — другие.

— Люди меня находят через друзей, знакомых, родственников, — объясняет Зарема.

— Как-то обратилась женщина, долго меня искала. Говорит, моя мать завещала на свои похороны пригласить вас. Часто на похоронах подходят за визитками. А мне стыдно рекламировать такие услуги. Просят хотя бы телефон. Иногда за номером люди встают в очередь.

«Заказы» поступают не только от жителей Северной Осетии. Несколько раз Зарему приглашали отдать последние почести в Сочи, Пятигорск и Москву.

— Наш мир удручающе материален. Я не скрываю, что это еще и заработок, — объясняет плакальщица. — Для меня плата за ритуал — большое подспорье, ведь, кроме пенсии, у меня дохода нет. Хотя, например, с бедных семей я денег часто вовсе не беру.

За работу на «местных» похоронах женщина просит у людей пять-шесть тысяч рублей. За иногородние выезды плата доходит до тридцати тысяч. Вместе с вознаграждением Зарема получает десятки благодарностей от пришедших на похороны людей. По ее словам, старейшины некоторых родов называют ее хранительницей традиций. Объясняют: хотя в видоизмененном варианте, но обычай продолжает жить.

Но некоторые гости прямо во время церемонии делают плакальщице замечание. Одни сетуют, мол, обряд выглядел совсем не так, другие возмущены микрофоном и колонками, третьи считают, что брать деньги с близких умершего позорно.

— Как-то я оплакивала человека, ко мне подошли двое мужчин, говорят, если не прекратите работать, мы всю вашу технику разобьем. Успокоить их смогли только родственники покойного. Такое иногда бывает.

Успокоить душу красивыми словами

Плакальщицей в традиционном представлении людей сама Зарема себя не считает. На похоронах она не голосит, не рыдает и не бьет себя руками. Но ее слова заставляют заплакать даже самых черствых участников церемонии.

Зарема уверена: умерший три дня слышит происходящее вокруг. А значит, это последняя возможность сказать ему добрые слова.

— Говорят, душа человека в первые дни мечется, не находит себе места. Красивыми словами ее нужно успокоить. За день до похорон Зарема встречается с кем-то из родственников покойного и расспрашивает их о жизни и заслугах умершего. Кто-то посвятил себя обучению детей, кто-то был лучшим токарем на заводе.

В обыденных, казалось бы, делах она старается найти большие поступки. Уже дома плакальщица несколько раз редактирует материал. А на гражданской панихиде проникновенным голосом озвучивает текст.

— Люди не всегда понимают, что этот человек здесь в последний раз, а потом уйдет в иной мир. Это ведь похороны, а не вечер встреч. Мне нужно как-то достучаться до людей.

Чтобы хоть на несколько минут они перестали обниматься, сплетничать и рассказывать анекдоты. Нужно, чтобы сердца собравшихся немного заболели. Желающих обучиться этому обряду немало. Зарема Хачирова готова делиться опытом.

Но выдерживают не все. Кому-то не хватает дара, другие находят труд слишком тяжелым. Зарема и сама признается: от эмоциональной нагрузки она иногда валится с ног.

— Мне говорили, ты привыкнешь, перестанешь все воспринимать эмоционально, но этого не произошло. Нельзя спокойно реагировать на смерть 17-летней девочки или совсем молодого парня, только вернувшегося из армии. После таких похорон я чувствую, что часть меня убывает.

Валерий Тайсаев
Подробно на сайте Это Кавказ